Особенности современных геополитических споров стран Северного Причерноморья

Введение. Северное Причерноморье на протяжении веков остается зоной геополитического противостояния пограничных государств. Выстраивая свою геополитическую субъектность, региональные игроки рассматривают регион как пространство нациогенеза, политогенеза или этногенеза титульного народа. Практики социально-политической активности в приграничье со стороны этих государств демонстрируют различные механизмы влияния на региональные социальные процессы и различные формы региональной политики.

Региональная политика предусматривает поиск исторических аргументов для легитимизации политических действий с целью поиска интерпретаций прошлого и создания долгосрочных мемориальных стратегий, которые подкрепляют современную версию нациогенеза. Итак, диахронное измерение региональной политики создает фундамент для обоснования «исторического права» государства на пространство. Синхронное измерение региональной политики ориентировано на формирование лояльности населения к политическому центру за счет социальных действий в сферах бытовых отношений, инвестирования, образования (формирование лояльной интеллигенции), информации (формирование региональной памяти и коммуникационных приоритетов).

При этом государство «входит» или «возвращается» в региональную структуру в качестве бенефициара. Инвестирование позволяет установить социальные связи и выступать в качестве субъекта хозяйствования, как культурный и социальный меценат, действующий, учитывая свои геополитические интересы.

Материалы и методы. Используются общенаучные методы, применяются системный, структурно-функциональный и институциональный подходы к анализу региональной геополитики стран Северного Причерноморья.

Результаты исследования. Анализируя «карту» Северного Причерноморья как пространства, которое является исторической частью великих империй, обращаем внимание на расколы, которые внесли их границы в региональную социокультурную структуру (между христианским и мусульманским миром, между латинизированным пространством романской культуры и культурой кириллического письма Восточного христианства, между культурой земледельческого населения и номадов и т. д.).

Региональная структура как результат расколов социо-политического пространства характеризуется уникальными чертами: 1) формирование анклавов «периферийного населения», которому присуща множественная идентичность [1]; 2) сосуществование перекрестных коммуникационных пространств, которые образуют дискретно-континуальную систему многоуровневого взаимодействия; 3) «фантомные границы», которые проявляются во время электоральных процессов, выбора направлений миграции, формирования векторов интеграции локальных субъектов региона.

Северному Причерноморью присущи черты «буферного пространства». Каждая из империй, которая владела этим пространством, осмысливала его как барьер, обеспечивающий недосягаемость «центра»: а) строение крепостей, засек, организация военных поселений; б) создание условий для заселения региона лояльным к власти населением; в) проведение протекционистской политики в регион.

Социальный протекционизм предусматривал создание льготных «социальных лифтов», особенные социальные и экономические статусы для населения, предоставление автономий или права на самоуправление.

Экономический протекционизм проявлялся в виде налоговых и таможенных льгот, порто-франко, специальных режимах пограничного перемещения, создания инфраструктурных объектов.

Пока регион оставался «внутренней периферией» империи, он создавал условия для защиты «центральной структуры» и обозначал пространственную границу своей территории. Но в ситуации конфликта выступал объектом «торга», «жертвы», «завоевания» как в период русско-турецко-польских войн ХVII — XIX вв. или мировых войн ХХ в. Подвижность политических границ объясняет большое количество реликтовых границ на севере Черного моря — «объедки» конкуренции между нациями, государствами (ст. Роккан). Они проявляются во время избирательных компаний, в условиях выбора стратегии развития в государстве, в ситуации культурных и статусных конфликтов.

В силу неустойчивости политического влияния и слабости центральной власти в регионе, его статус можно интерпретировать и как «внешнюю» периферию. В пользу такой характеристики свидетельствует обращение к морю и к другим «периферийцам». Это дает основание рассматривать Северное Причерноморье как трансграничную систему. Удаленность от политического «центра» объясняет слабость и неактуальность национальной идентичности во всех региональных исторических группах.

В регионе наблюдается стремление к формированию автономистских образований (региональных «республик»), но обычно без претензий к самоопределению. Автономизм перед лицом частых изменений «центра» рассматривается как механизм, способный сохранять социальную структуру и гарантировать стабильность жителям приграничья. Политизацию региональных групп можно рассматривать как последствия стратегических акций за пределами их собственного контроля и результат внешнего воздействия. В Причерноморье этот подход актуален в отношении Гагаузской, Бессарабской и Крымской ситуаций.

Если «периферию» мы определяем по отношению к центру, то культурное меньшинство — по отношению к большинству, которое устанавливает нормы национальной культуры. Современная этническая карта Северного Причерноморья — результат геополитических трансформаций последних двухсот лет. Большинство народов, проживающих в регионе в ретроспективе, обладали «титульным» статусом и воспринимают себя как «коренных» жителей (греки, евреи, татары, молдаване, румыны, русские, украинцы, и другие), чья история является частью истории регионального пространства. В то же время большинство значительных диаспорных групп — этнические анклавы населения, оказавшиеся за пределами Родины, могут рассматриваться как «диаспоры катаклизма», образованные во время движения политических границ. Закономерно, что их идентичность характеризуется как «капсульная», «диффузная», «кластерная», «кризисная», «гибридная».

Все перечисленные характеристики пространства объясняют тезис о том, что «периферии» всегда было сложно завоевать, и ими трудно управлять. Они несут угрозу автономизации или тяготеют к соседним государствам. Поэтому социальные и мемориальные практики, реализующие в таких пространствах конкурентные центры, ориентированные на включение их в семиотическое пространство государств и на инкорпорацию пограничных групп к собственным социальным структурам. Комплексные региональные программы «расширения» за счет родственных пространств и групп предусматривают актуализацию предыдущих социокультурных разломов с целью их углубления и «отвердения».

Регионализм в практиках сопредельных государств стал проявлением различных процессов. В одном случае он сформировался как механизм децентрализации и либерализации в рамках глобальных интеграционных (Болгария, Россия). Во втором, как практика реализации постимперских геополитических идеологий (Турция, Румыния, Польша), когда регионализм направлен на разрушение территориального статус-кво под прикрытием возрождения нации и справедливости. Да, Северное Причерноморье является ареной геополитических проектов, отражающих постимперские амбиции государств: «Межморье», «Великой Румынии» и «Великой Болгарии», «Тюркского пояса». Эти проекты вошли в основу стратегий национального развития государств-соседей. Остановимся на формировании политик в некоторых странах региона: Румыния, Болгария, Турция.

Идеи «возрождения» Румынии во времена президентства Трояна Бесеску (2004–2014 гг.) привели не только к возрождению политического унионизма, но и к материализации территориальных претензий в приграничных зонах. «Возрождение Румынии» представляется как территориальное объединение Румынии, Молдовы, Бессарабии, Марамурешу и Южной Буковины. Сферой влияния унионизма стали «утраченные территории», которые в практической идеологии представлены как «временно оккупированные». В 2017 г. Парламент Румынии установил государственный праздник «День объединения с Бессарабией» (27 марта). В Украине и Молдове эта дата обозначена как «День оккупации Бессарабии». Возрождение пантюркизма в Турецкой Республике стало заметно со второй половины ХХ в., когда этой идеологией овладела партия «Национальное действие». В 2018 г. во время парламентских выборов партии «Национальное действие» и «Справедливость и развитие» образовали «Народный Альянс», который получил 61,4 % голосов избирателей. Изменения в Конституции по расширению возможностей президента рассматриваются как возвращение к «османизму».

Неоосманизм — неофициальная доктрина Турции по расширению сферы влияния на смежные территории за счет «мягкой силы». Составляющая неоосманизма — неопантюркизм, предполагает интеграцию тюркских государств, исходя из их культурной близости. На пантюркистскую основу программы правящей коалиции указывает труд «Стратегическая глубина» (2001 г.) А. Давутоглу (2014–2016 гг. — Премьер-министр Турции). Политик обосновывал путь, который должна пройти Турция, чтобы превратиться в регионального лидера на «постосманском» пространстве. Под его руководством оформлена доктрина «ноль проблем с соседями», которая превратилась в средство обоснования управление процессами в пространствах сопредельных государств [2]. Современная геополитика Турции реализуется за счет регионов проживания тюркских народов («тюркский пояс»).

В Причерноморье ее объектом являются крымские татары и православные гагаузы. Идею «тюркского пояса стабильности» развивает Всемирная ассамблея тюркских народов, главной задачей которой стало создание Содружества тюркских государств [3].

В 2009 г. состоялась институализация Совета сотрудничества тюркских государств (Тюркский совет). Эта трансгосударственная структура включила советы глав государств, министров иностранных дел, старейшин, заслуженных деятелей внешнеполитических ведомств и постоянный секретариат. Содружество стало первым институциональной структурой, объединившей «тюркский мир».

Северное Причерноморье остается лимитрофом для восточного христианства. Религиозные войны как идеологическая составляющая геополитических конфликтов, не покидающих это пространство на протяжении тысячелетия.

Современный процесс создания поместной церкви в Украине обнажает конфликт времен Вестфальской эпохи, когда был актуален тезис «чья власть — того и вера». Спор между Константинопольским и Московским патриархатом в отношении канонической территории и полномочий первого патриарха связан с глобальным реструктурированием в мировой системе центр-периферийных отношений. В контексте этих процессов происходит смещение акцентов в концепции «Русского мира», которая приобретает альтернативные формы: «союз восточнославянских православных народов», «православный мир».

В последнее десятилетие изменена Национальная стратегия Республики Болгария. В 2014 г. Министерский совет принял новую «Национальную стратегию для болгарских граждан и болгарских исторических сообществ по всему миру» [4]. Согласно документу, болгарская нация трактуется как этнокультурное образование трансгосударственного характера. Интеграция всех этнических болгар мира в единую систему социокультурных отношений представлена как задача государства.

Эпоха Европейского постмодерна изменила актуальное пространство взаимодействия политических игроков, в новых условиях информационное пространство стало выполнять функции пространства географического, и пост-факты приобрели возможность порождать политическую реакцию.

Маркером развития регионалистских программ и оформления проектов геополитического «расширения» является политика и практика привлечения бывших соотечественников в сферу контроля государства. Среди всех причерноморских государств наиболее развитыми такие «политики» являются в Румынии и Болгарии.

В Румынии началом формирования такой политики стал 2007 г. с принятием закона «О поддержке румын во всем мире» 2007 г. [5]. Однако еще в 1991 г. Закон «о румынском гражданстве» называл соотечественниками всех, кто на основании «права почвы» имел возможность доказать наличие родственников, родившихся на территории Румынии до 1940 г. [6]. С 2009 г. для этой категории соотечественников внедрен Закон «об упрощении предоставления гражданства лицам, которые проживали на территории Румынии». Наличие граждан за рубежом дает повод поднимать вопросы гуманитарного характера в сфере культуры и в отношении споров на границе. «Концепция национальной безопасности Румынии» 2007 г. закрепляет цель защиты румынских граждан, их прав и свобод [6]. Паспортизация в приграничных регионах Украины подогревается «прагматичным унионизмом», который в условиях системного кризиса легализует эмиграцию в ЕС. «Новые румыны» часто имеют множественное гражданство (украинское, румынское, болгарское, российское, молдавское и т. д.), что закрепляет традиционную для региона гибридную идентичность.

В Болгарии политика «заграничных болгар» начала развиваться в начале 90-х гг. ХХ в. Первым документом стало постановление Совета Министров № 103 «О проведении образовательной деятельности среди болгар за границей». Закон о болгарском гражданстве 1999 г. и Закон о болгарском гражданстве болгар, проживающих за пределами Республики Болгария 2000 г. [7], создали базу для взаимоотношений государства и региональных диаспор. Такая политика продолжает развиваться, о чем свидетельствует проект закона «о болгарах, проживающих за пределами Республики Болгария» 2015 г. [8].

С 1999 г. политика привлечения соотечественников развивается в России. Закон 1999 г. «О государственной политике РФ по отношению к соотечественникам за рубежом» был обновлен в 2010 г. [9]. Основное внимание Закон уделял отношениям с соотечественниками за рубежом в качестве важного направления своей внешней и внутренней политики и заявлял, что соотечественники, проживающие за рубежом, вправе полагаться на поддержку Российской Федерации в осуществлении своих гражданских, политических, социальных, экономических и культурных прав, сохранении языка и самобытности.

Расширение и упрощение механизмов привлечения соотечественников стало предметом обсуждения только в 2018 г. с выдвижением проекта закона «О внесении изменений в закон» «О гражданстве» [10]. По результатам VI Всемирного конгресса российских соотечественников в Москве в 2018 г. заявлено о принятии новой Концепции государственной миграционной политики, которая должна предусмотреть программу взаимоотношений с соотечественниками за рубежом.

Самой молодой среди всех государственных политик в отношении соотечественников является политика Турецкой Республики. Среди законодательных актов есть только обновленный в 2017 г. Закон «о турецком гражданстве» 2009 г. [11; 12]. Закон впервые предусматривает льготы (предоставление «голубой карты») для получения гражданства соотечественниками за рубежом, но только если в государстве проживания турок не установлено двойное гражданство. Были упрощены механизмы привлечения диаспоры к участию в общественно-политической жизни (появилось право принимать участие в выборах, находясь за рубежом, и проводить коммерческие операции за рубежом).

Государство, выстраивая отношения с соотечественниками, может делать упор на демографических и миграционных процессах, но может способствовать закреплению диаспоры в регионе и создавать систему регулярных связей с ее структурами, которая в этом случае является опорой для внедрения экономических и политических интересов метрополии. Создавая институциональные и правовые механизмы политики к соотечественникам, государство интегрируется в систему сетевых транснациональных отношений, получая рычаги в мировой политической системе.

Институализация в сфере диаспоральной политики государств региона достигла значительного развития. В Румынии с 1995 г. действует Совет по проблемам румын за рубежом при премьер-министре. В 1998 г. был создано Государственное подразделение безопасности для румын за рубежом, а в 1999 г. отдел отношений с румынами за границей. Впервые самостоятельный орган, руководивший государственной политикой по связям с диаспорой, был создан в 2000 г. — Департамент румын за границей, который подчинялся в разные годы Министерству общественной информации, Генеральному секретариату правительства, канцелярии Премьер-министра.

В 2005 г. был создан Департамент повязок с румынами при Министерстве иностранных дел, с 2009 г. подчиненный Премьер-министру [6]. Объектом внимания Департамента стали румынские меньшинства в Украине, Болгарии, Сербии, Венгрии и Албании, он занимался вопросами румынских школ, румынского гражданства, политики укрепления идентичности румынских общин.

В 2017 г. в Румынии появилось «Министерство румын отовсюду» как наиболее высокий институциональный уровень, создаваемый только государствами, где диаспора играет роль структурной единицы национально-государственной системы. Правительство Румынии в 2017 г. приняло «Национальную стратегию для румын отовсюду», содержащую программу на период 2017–2020 г. [13].

В Парламенте Румынии действуют комитеты, занимающиеся проблемами румын отовсюду, действует «Комиссия румынских общин за пределами страны» в Палате депутатов, а в Сенате — «Комиссия румын со всего мира». Палата депутатов созывает Конгресс румын за границей и обеспечивает его компанию.

Развитую институционную систему для реализации политики в отношении зарубежных соотечественников создала Болгария. Можно выделить органы общей компетенции в системе государственной власти: Комиссия по болгарскому гражданству и болгарам за границей действует при администрации Президента Болгарии (действует с 22.05.2012 г.); Межведомственная комиссия по болгарам за границей при Министерстве образования и науки Болгарии по инициативе МОН открыта Дирекция, отвечающая за болгарские школы за пределами страны, действует Ассоциация болгарских школ за границей; Дирекция «Болгарское гражданство» и Совет по гражданству действуют при Министерстве юстиции Болгарии. В целом реализация государственной политики по болгарам, проживающих за пределами Республики Болгария, остается по Совету министров [8; 14].

Кроме того, созданы специальные органы, отвечающие за политику Болгарии в отношении болгарского сообщества за границей. Первым государственным органом, в названии которого было использовано понятие «болгары за границей» стал Комитет по работе с болгарами за границей (действовал с 1982 по 1991 г.). Комитет объединял черты государственного и общественной организации. В 1991 г. была создана Международная ассоциация болгар. Это общенациональная, общественная организация, которая занималась реализацией государственной политики в отношении лиц болгарского происхождения за границей. В 1992 г. было создано Государственное агентство по делам болгар за рубежом как координационный орган правительства по реализации государственной политики по отношению к соотечественникам во всем мире.

Следовательно, институциональная система Болгарии в Причерноморском регионе является самой развитой, что объясняется влиянием диаспоры на процесс создания национального государства. Для Болгарии ее диаспора — это прочная лоббистская структура за границей, которая должна создавать дополнительный ресурс для государства. Несколько похожа аргументация в Турции. Она формирует политику взаимодействия с диаспорой, исходя из стремления избавиться от статуса регионального государства и получить влияние на мировые международные процессы.

Развитие зарубежных диаспор здесь связано с трудовой миграцией. Начиная с 1960-х гг., формировалась система двусторонних соглашений между Турцией и европейскими государствами. В настоящее время такие договоры подписаны с 32 странами [15]. Потребность в координирующем органе была удовлетворена только в декабре 2002 г., когда решением Совета министров было создано Управление турецких граждан, проживающих за границей. Работу Управления направляли на создание крепкого турецкого лобби, которое должно было стать конкурентом армянским и греческим группам давления в Европе и Америке.

Именно в то время была артикулирована идея создания Министерства диаспоры по образцу аналогичной структуры в Армении. В марте 2010 г. понятие «родственные народы» было зафиксировано в названии государственного института, который занимался диаспоральной политикой — было создано Управление по делам турок, которые проживают за границей, и родственных народов. Это понятие в зависимости от ситуации толкуется в разных контекстах: религиозном (все единоверцы), этническом (все тюрки), и даже имперском (население регионов, являвшихся частью Османской империи). Ответственным за работу агентства назначен министр труда и социальной защиты — Фарук Челик [16].

В ноябре 2018 г. в Анкаре на встрече руководителей государственных органов и организаций, ответственных за диаспоральные вопросы Совета сотрудничества тюркоязычных государств, была принята «Совместная стратегия действий Тюркского Совета тюркоязычных диаспор» и «Совместный план действий для тюркоязычных диаспор на 2018–2019 гг.». Существенным является факт, что первая «контактная группа ответственных лиц по делам диаспоры» была создана при РСТД в 2009 г. Итак, уже 10 лет происходит консолидация диаспоральной, трансгосударственной системы на основе социокультурных связей в пределах тюркского мира.

Обсуждение и заключение. Северное Причерноморье остается пространством конкурентных стратегий пограничных государств. История социально-политических расколов в регионе проявляется в форме фантомных и реликтовых границ, локальных этнокультурных групп с множественной идентичностью и в наличии трансграничных социокультурных систем, которые охватывают региональные диаспоры, выводя их на мировую арену. Пограничные государства в течение последних десятилетий сформировали функциональные институциональные и правовые системы, которые позволяют им оказывать последовательное и системное влияние на регион через местные региональные и родственные группы, выступая в качестве покровителей. Локальные этнокультурные группы стали реципиентами региональных политик приграничных государств, что предопределяет реализацию в регионе различных версий исторической правды, политической целесообразности и социальной справедливости.