Исламские ценностные ориентиры в контексте укрепления национальной идентичности в России и в мире

Введение. Масштабы миграционных потоков населения в современном мире актуализирует вопрос регулирования этнокультурного диалога между людьми. В основе многих этнонационалистических вызовов лежит проблема этноконфессиоальной идентичности. Поэтому нахождение компромисса между разными этнокультурными сообществами, преодоление различных фобий и нетерпимости к представителям иных этноконфессиональных групп, соблюдение прав граждан по принципу вероисповедания является важной составляющей внутренней политики многих стран.
Материалы и методы. Целью данного исследования является анализ современного состояния религиозных прав мусульманского населения в мире и перспективы укрепления их гражданской идентичности. В работе применена методика дискурс-анализа выступлений и заявлений политических, общественных и религиозных деятелей, контент-анализа СМИ. Наиболее ярко прослеживается взаимосвязь этничности, религиозности и общегражданской идентичности в условиях тесной межконфессиональной и межэтнической коммуникации.
Результаты исследования. На сегодняшний день остро встал вопрос о выработке государственной стратегии в области национальной и религиозной политики. В России уже выработана и утверждена Указом Президента России № 1666 от 19 декабря 2012 г. «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 г.» [1], которая привела к продвижениям в решении вопросов межнационального взаимодействия и развития национальных культур.
Тем не менее, в кругах научной общественности России стали все чаще поднимать вопрос о разрешении противоречивой ситуации, связанной с правоприменительной практикой положений Конституции РФ и Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях». Так, в соответствии с Конституцией в государстве действует принцип отделения религиозных объединений от государства, а на практике утвердилась кооперационная модель, предполагающая сотрудничество государства с конфессиями в социально-экономической, культурной и духовно-нравственной сферах.
Как показывают результаты социологических исследований последних лет, многие страны в целях обеспечения социально-политической стабильности и прочности власти в основном прибегают к ограничениям в отношении религиозной свободы.
Так, социологи крупнейшего в мире исследовательского центра по изучению роли религий Pew Research Center (исследование охватило 198 стран) выявили, что число людей, живущих в странах с высоким уровнем религиозных ограничений и религиозной нетерпимости, достигло фактически 5,9–6 млрд человек, что составляет 78,5 % всего населения земного шара в 2017 г. Уровень этот увеличился на 1,1 млрд человек с начала исследования этой проблемы в 2009 г. Причем всплеск нетерпимости касается не только слаборазвитых стран, но и страны с ведущей экономикой мира — США. По данным того же источника, уровень религиозной вражды повысился на 3,5 порядка (2009 г. — 2,0; 2014 — 5,2; 2015 — 4,2) [2].
Примечательно, что факт увеличения уровня религиозной вражды неразрывно связан с увеличением социальной нетерпимости, вызванной ограничительными действиями государства по отношению к религии. Вследствие этого сильно страдает и развитие экономики. В странах с низким уровнем ограничений религиозной свободы, редкими проявлениями религиозной вражды выше динамика инновационной политики, экономические показатели в два раза выше, чем в странах со значительными религиозными ограничениями [3].
Европейское исследование ISPI (Институт международных политических исследований) позволило установить, что в 27 странах Европы (60 %) в 2015 г. практиковалось широкое распространенное преследование религиозных групп (в 2014 г. — 17 стран). А в 24 странах (53 %) применяли силу против религиозных групп (в 2014 г. их число составляло 15–33 %) [4].
Таким образом, исследователи ISPI приходят к выводу о том, что ограничения религиозной свободы в поликультурной среде являются контрпродуктивными в процессе создания социальной сплоченности и политического консенсуса. И на национальном, и на международном уровнях они достижимы только при усилении возможностей по защите индивидуального и коллективного права на религиозную свободу. Это принципиально важно для поликонфессиональной России, в которой действуют почти 28 тысяч религиозных организаций.
Следует отметить, что многие россияне рассматривают свое личное место в социальных взаимоотношениях — от межличностных до международных, исходя от принадлежности к своей этнической и религиозной общности.
Исследование Джонатана Фокса (в основе которой сравнение Израиля, Турции, Ирана и арабских городов Северной Африки со всем остальным миром 1994–1995 гг.), посвященное взаимосвязи дискриминации религиозных меньшинств и усиления этнического конфликта, показывает, что любое посягательство на свою веру воспринимается людьми крайне болезненно и провоцирует рост напряженности. При этом, по мнению Дж. Фокса, в конфликте фактор этноса в большинстве случаев превалирует над религиозным фактором: только в 12 из 105 кейсов, рассмотренных Фоксом, религия лежала в основе конфликта [5]. Несмотря на это, фактор религии может сыграть существенную роль в росте межэтнической напряженности, то есть религиозность может усилить противоречия между конфликтующими сторонами.
Аналогичные выводы можно встретить и в исследованиях отечественных авторов, по их мнению, в случае если этносы исповедуют разную религию, и одна религиозная структура усиливает свое влияние, другая религиозная структура (и как следствие — другой этнос) может чувствовать себя ущемленной, что в свою очередь может привести к росту этнической напряженности [6, с. 123].
Особую важность вопрос этноконфессиональной идентичности приобретает в период возгорания социальных конфликтов и противоречий. При этом основой для межэтнической напряжённости могут служит мнимые или реальные опасения представителей малочисленных народов и мигрантов в ущемлении их языковой, этнической и религиозной идентичностей.
По нашему мнению, среди основных проблем социальной адаптации и интеграции людей разных культурно-религиозных кодов можно выделить экономическую асимметрию, вынуждающую население к стихийной миграции из депрессивных регионов страны в «богатые», деформируя жизненное пространство и целостность федеративного государства и низкий уровень знаний об особенностях других религий и культур (нравственных ценностей, норм поведения, объектов поклонения и т. д.), приводящих подчас к трудностям в установлении взаимоуважительных отношений.
Следовательно, укрепление гражданской идентичности населения, в отличие от этнической идентичности, которая формируется в процессе социализации и носит аскриптивный, примордиальный характер [7, с. 70], требует целенаправленную деятельность государства по экономическому выравниванию регионов России и/или дальнейшее усиления работы в направлении расширения знаний у населения об этнической культуре российских народов, развития межрелигиозного диалога, обеспечения реального конфессионального равноправия и т. д.
Действительность свидетельствует о наличии серьезных проблем как со стороны групп населения, мигрирующих в иную культурную среду, так и со стороны принимающего сообщества. Недостаточное знание особенностей других религий и культур подчас становится причиной разобщения наций, тенденций к замыканию и обособлению людей по этнорелигиозному признаку. Наглядное тому свидетельство скандальные карикатуры на пророка Мухаммада, напечатанные в журналах ряда европейских стран и вызвавшие протестные движения во многих мусульманских странах.
Если в случае социально-экономического неравенства иммигрантов (как и жителей отечественных депрессивных регионов) несправедливость может быть преодолена, как уже говорилось, на путях социальной адаптации и интеграции, то простая, так сказать, механическая интеграция разных религий, культур, ценностей (унификация, обезличивающая народы) представляется бесперспективным явлением.
Людям свойственно жить вместе и выстраивать взаимоотношения, но исламофобия ведет к разрозненности. Выступая с трибуны ООН в 2019 г., премьер-министр Пакистана уделил особое внимание проблеме роста исламофобии в мире, особенно в странах Европы и в США. Основной посыл его выступления был направлен на просвещение населения Западных стран о специфике отношения мусульман к своей религии, без которого им крайне сложно адекватно оценивать реакцию на «карикатуры» и, наоборот, легко воспринимать представления об исламе как о нетерпимой религии, отвергающей свободу слова. Он отметил, что согласно исламу, у каждого есть право исповедовать свою религию, места поклонения находятся под защитой, каждый несет равную ответственность перед законом независимо от его религии и цвета кожи. Пророк Мухаммад является идеалом для мусульман, на которого они стараются равняться, он живет в сердцах мусульман, и когда над ним насмехаются это доставляет боль. И поэтому такова реакция мусульман (на карикатуры на пророка). Следовательно, крайне важно быть чувствительными к тому, что может вызвать боль у других членов общества.
В то же время он возложил ответственность на группу людей на Западе, которые провоцируют такие настроения, заранее зная о последствиях своих действий. «К сожалению, некоторые лидеры западных стран приравняли ислам с терроризмом и радикализмом. Все это болезненно воспринимается мусульманами. Мы, граждане мусульманских стран, сталкиваемся с исламофобией в зарубежных поездках и путешествиях. В европейских странах это ведет к маргинализации мусульманских общин, а нам хорошо известно, что маргинализация ведет к радикализации… Ведь во всех общинах есть радикалы и умеренные сторонники, это свойственно всем общинам. Однако сам ислам не может быть радикальным также, как иудаизм, христианство и индуизм. Ни одна религия не проповедует радикализм, основой всех религий является миролюбие и справедливость» [8].
Президент Турции, как политический лидер крупной мусульманской страны, также отмечает, что правительства государств Евросоюза не предпринимают конкретных шагов для борьбы с исламофобией. «Посягательство на Коран — это преступление на почве религиозной ненависти. Сожжение Корана никак не может быть разрешено в рамках свободы самовыражения», — подчеркнул он [9, с. 3].
Наличие проблемы притеснения мусульманских общин в мире признал Генеральный секретарь ООН: «Почти 2 миллиарда мусульман планеты отражают человечность во всем ее великолепном многообразии. Но зачастую они сталкиваются с предвзятостью и предрассудками по единственной причине — из-за своего вероисповедания. Растущая ненависть к мусульманам не изолированное явление, это часть подъема этнонационализма, неонацистских идеологий превосходства белой расы и насилия в отношении уязвимых сообществ» [10, с. 1].
Согласно результатам исследования одной из общественных организаций Австралии, в глобальном масштабе львиная доля исламофобского контента в социальных сетях проистекает всего из трех стран. 86 % антиисламского контента в соцсетях генерируют пользователи из США, Великобритании и Индии [11, с. 1].
Мусульманки, одевающие хиджаб, стали рассматриваться в западном обществе как угроза жизни, привычным ценностям и, наконец, национальной идентичности. Поэтому главные события в государственно-конфессиональной сфере разворачиваются вокруг «хиджаба».
Эксперимент ученых из нидерландского Утрехтского института из Оксфорда и из немецкого Центра изучения интеграции и миграции показал, что женщины в хиджабах сталкиваются с дискриминацией во Франции, в Нидерландах и в Германии [12].
Надо заметить, конфликтные ситуации по поводу хиджаба также имеют место в современной России. В республиках Северного Кавказа «проблема платков» к настоящему времени сошла на нет. Ранее запреты хиджаба в общеобразовательных учреждениях Дагестана и Ингушетии становились источником острого социального дискурса. Можно сказать, принятие Парламентом Чечни поправки в местный закон, разрешающий учащимся республики носить одежду или символику в соответствии с их народными традициями и вероисповеданием [13], стало ответной реакцией на публичные споры.
Тем не менее, в целом по стране периодически в информационном поле поднимается резонансная дискуссия вокруг темы запретов хиджаба, строительства мечети, священных мусульманских письменных источников. Хотя в последние годы прослеживается тенденция на снижение количества таких обсуждений.
Согласно данным Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), наблюдается положительная динамика восприятия ислама в российском обществе. На вопрос: «А сегодня ислам, по Вашему мнению, играет в России положительную или отрицательную роль?» получены следующие результаты: в 2012 г. о положительной роли ислама заявили 13 % опрошенных, а в 2014 г. вариант о положительной роли на аналогичный вопрос выбрали практически вдвое больше респондентов. Мнения о роли ислама в мире поляризованы сильнее.
Вместе с тем, по данным ФОМ, в России сохраняется довольно высокий уровень недоверия к мусульманскому вероисповеданию (около трети опрошенных отметили, что эта религия играет негативную роль в России) [14]. Неопределенность общегражданской идентичности во многом проистекает отнюдь не только из ее «молодости» и незрелости, но и из самих современных реалий экономической и социальной действительности [15, с. 147].
Поэтому, к сожалению, возможны попытки расшатать внутрироссийское единство по признаку этно-конфессиональной принадлежности. Используя объективные факторы неблагополучной экономической и межнациональной обстановки последних лет в России, Запад пытается информационно подготовить представителей традиционных российских конфессий к мысли о невозможности их совместного в рамках одного государства существования. Делается это по определенному сценарию и хорошо проработанными на других регионах методами [16, с. 200].
Обсуждение и заключение. Что касается формирования единой социокультурной идентичности россиян, эта проблема приобрела особенную актуальность на фоне определенной социальной разобщенности российского народа и усиления внешних угроз. В принципе речь идет о решении в прикладной политике задачи внедрения в массовое сознание населения страны объединяющих идеологем и убеждения их в том, что они идентичны друг другу. Сложность реализации поставленных целей упирается в отсутствие официально оформленной национальной доктрины, апеллирующей к историческому фундаменту: «Мы великая евроазиатская страна». Почему это до сих пор не сформулировано? Потому что технократическая часть элиты боится этих слов, а другая часть сопротивляется этому, потому что боится русского (этнического) национализма, который губителен для нас, потому что мы «многонациональный народ».
Хотя в общегосударственном понимании «русскости» и татары, и башкиры, и чеченцы тоже русские. Нужно признать, в государственной политической доктрине большинство ее элементов уже присутствует даже если официально и не сформулирована в виде манифеста. Скорее всего, в ближайшем будущем, когда мысль о «нации этнокультурного многообразия» для подавляющего большинства россиян станет естественной, а не искусственной, можно ожидать документального оформления данной идеологии.
Но пока существует возможность для противоречивого толкования законодательных положений в области свободы совести и вероисповедания нередки случаи конфликтных ситуаций, связанных противопоставлением религиозных и секулярных ценностных ориентиров.
К примеру, в стране фиксируются случаи отчисления студенток из образовательных учреждений за ношение платков как за деяние, несоответствующее правилам внутреннего распорядка и учебной дисциплины. В этом случае вовсе игнорируется аргументация о предписании в исламе обязательного покрытия головы мусульманкой и об отсутствии прямого подпадания ношения платка под какой-либо запретный пункт устава организации, осуществляющей образовательную деятельность (как правило, в уставе запрещается ношение вещей, пропагандирующих войну, насилие, фашистскую идеологию и другие символы, противоречащие Конституции РФ).
Следует отметить, что факты запрета платков в учебных заведениях, затрагивающие права и интересы большого числа мусульман, создают напряженность в российском обществе. Неслучайно этот вопрос был поднят на уровне Государственной Думы и Минобрнауки РФ. Депутат «Единой России» от Дагестана публично обратился к главе образовательного ведомства России. «Что у нас стране важнее — мнение директора или Конституция? Мусульмане такие же граждане России, поэтому разберитесь, поставьте точку в этом вопросе» [17], — сказал он.
Правовая и общественная (если хотите политическая) составляющие проблемы платков в учебных заведениях сегодня оказались тесно взаимосвязаны. От их решения будет зависеть не только торжество законности, но и практическое воплощение в жизнь многочисленных деклараций о национальном и конфессиональном единстве в России [18, с. 2].
Для Российской Федерации вопросы межнациональных отношений в стране чрезвычайно важны, особенно с учетом современных попыток геополитических конкурентов раскачать внутриполитическую ситуацию в стране. Нужно признать, в последнее время власти начали довольно быстро реагировать на инциденты, которые могут спровоцировать рост межнациональной напряженности в России. Своевременные и тщательно взвешенные решения местных властей ведут к снижению негативного информационного фона вокруг них и препятствуют дальнейшей эскалации конфликтных ситуаций.